ИНТЕРВЬЮ С МАРТИНОМ ГОРОМ.

Каково быть суперзвездой? Что происходит с 1990 г.? что будет дальше? Автор песен Depeche Mode дает отчет в подробном разговоре.

-Трехлетняя пауза между альбомами «Violator» и  «Songs of faith and devotional» была слишком долгой для вашей команды. Что вы делали в это время?

-Ну, турне в поддержку «Violator» длилось около семи месяцев. После этого мы были довольно вымотаны и решили сделать паузу, чтобы отдохнуть. Наш творческий запал истощился. У меня не было ни одной свежей идеи. За последние десять лет у нас не было такой долгой паузы. Каждый из нас воспользовался передышкой, чтобы восстановиться.

-За десять лет в музыкальном мире не надоели ли тебе все эти интервью, студии, концерты и т.д.?

-Абсолютно нет. Даже если между нами в группе возникают разногласия, любовь к музыке поддерживает нас. Когда мне было 10 лет, я нашел в шкафу у матери кучу старых пластинок, которые очень на меня повлияли: Элвис, Чак Берри и другие. В тот день я заболел музыкой навсегда. Позднее, уже в школе, я покупал на все карманные деньги только пластинки. Правда, больше одной в месяц не получалось, но я все их заслушивал до дыр. Я утомлял своих друзей музыкальной темой. Когда они приходили ко мне домой, и мы выпивали, я каждый раз заводил разговор об истории музыки, а друзья умоляли меня прекратить. Но я не мог этого сделать, потому что музыка засела у меня внутри.
В начале 90-х я хотел выпустить еще один сольный альбом, но тогда моя подруга была беременна, и я полностью посвятил себя роли будущего отца. Появление ребенка стало для меня настоящим чудом. Когда родилась моя дочь, я сразу отразил это в песнях.

-С одной стороны, ты – превосходный музыкант, с другой стороны – ты любящий муж и отец. Нет ли противоречий?

-Не больше, чем опустить две руки в разные краски. Возьмем, к примеру, мою дочь, которой сейчас почти два года. У нее музыка в крови. Когда я ставлю пластинку, она начинает танцевать. Она только научилась бегать, а танцует уже как ангел. Музыка – самая прекрасная находка на нашей планете.

-Но разница между созданием и прослушиванием музыки огромна. Вы не можете просто слушать и наслаждаться – вы постоянно в дороге, в турне или в студии, на концерте или на пресс-конференции.

-Конечно, можно попасть в этот порочный круг. Когда заканчивается запись альбома, непременно следует турне. После многодневного нахождения в замкнутом пространстве появляется огромная жажда жизни, людям хочется испытать «дорожные» чувства. Так что всё дополняет друг друга, хотя год паузы пошел нам на пользу. Мы навели порядок и разобрались в своей личной жизни. Сейчас каждый из нас знает, чего он хочет, но так было не всегда.

-И чего же вы хотите?

-Быть счастливыми отцами и не забывать о группе.

-С приходом мая вам пришлось трудно, т.к. вы отправились в мировое турне…

-Я не считаю, что это было тяжело, т.к. наши жены были уверены, что могут встретиться с нами в любом месте. При случае они навещали нас, и радость встречи всегда была велика. Я считаю, что отношения могут длиться долго только при условии безграничного доверия к партнеру. Будничная рутина в конце концов разрушает каждый брак. Мы строим свою жизнь так, чтобы обоим было удобно. Благодаря Богу, у нас есть такая возможность.

-Как родилась концепция нового альбома?

-Я просто сел и захотел писать песни – так было и раньше. Когда основа была создана, мы должны были много экспериментировать, чтобы самим заинтересоваться работой. На этом пути мы использовали так называемые «живые» инструменты: гитары, пианино, орган и скрипки – это было ново. Использование этих приемов не было запланировано. Новая пластинка вся состоит из экспериментов. Иногда у нас получались такие великолепные пассажи, что сразу хотелось их записать, но мы вдруг понимали, что что-то подобное уже было в «Black celebration» или «Music for the masses».
Такие повторения не приносят музыкантам успеха, поэтому мы много экспериментировали.

-В этом альбоме наряду с новым звучанием слышны типичные приемы Depeche Mode. Значит, кардинального поворота не было?

-Стиль, в котором я пишу песни, имеет четкий рисунок. У них  схожая структура. И не забывай о голосе Дейва: он уникален, и его всегда можно узнать. Дейв – главная отличительная черта наших пластинок.

-Как родилось название альбома?

-Мы считаем, что альбом получился магическим, к тому же многие песни основаны на мелодиях госпел. В названии мы хотели отразить эту религиозную направленность. Религия давно меня вдохновляет, т.к. я всегда хочу во что-то верить. Это придает жизни глубокий смысл. Но до последнего момента я не мог найти для себя истину. Я жил идеей «верить во что-то».

-Видимо ты не имеешь в виду религию в контексте католической веры или Евангелие?

-Нет, совсем наоборот. Я восхищаюсь каждым, кто верит во что-либо и следует какой-то религии. Сила, идущая от веры – это настоящее чудо. Верить во что-то хорошо для каждого, это придает человеку уверенности. Единственные божества, которым я поклоняюсь, это любовь и секс. Я уверен, они продлевают нашу жизнь на земле. Поэтому не удивительно, что я пишу пени о Боге, сексе и любви. Это то, что больше всего интересует меня в мире.

-Что побудило вас выпустить первым синглом «I feel you»?

-Вообще-то это не было сознательным решением. Когда альбом был готов, всем стало ясно, что это будет первый сингл. Это агрессивная вещь, и мы считаем, что она лучше всего представляет альбом. Кроме того, я думаю, что правильнее появиться с шумом после трехлетней паузы, чем вернуться с какой-нибудь балладой. Это звучит как пощечина, но такой прием в тысячу раз лучше, чем фраза: «Извините, мы вернулись».

-Существуют ли проблемы в группе по поводу того, что ты единственный автор?

-Если другие хотят сочинять, они это делают. С течением лет сложилось четкое разделение обязанностей. Я быстро вошел в роль композитора. Когда Винс Кларк покинул группу, кто-то должен был взять на себя его часть работы – и это сделал я. Это был оптимальный вариант, т.к. я писал музыку с 14 лет. Мне было не трудно писать песни в том стиле, в каком мы работали в 1981. так что уход Винса Кларка дал мне возможность представить миру свои песни.
Теперь по поводу остальных. Алан Уайлдер – классный музыкант с образованием, он более грамотный специалист, чем мы все вместе взятые. Роль «главного музыкального надзирателя» ему очень подходит, ему принадлежат многие экспериментальные приемы. Дейв Ган оказался в Depeche Mode, т.к. мы были просто очарованы его голосом. Так что он у нас певец. Энди Флетчер, напротив, совсем не музыкален. Я даже могу утверждать, что на самом деле он не любит музыку. Из-за этого равнодушия к музыке, он выполняет работу менеджера. Флетч взял на себя многие деловые вопросы и предоставил нам возможность спокойно заниматься музыкой. Это конечно не последняя роль.
Несмотря на разделение обязанностей, у нас царит равноправие. Если кому-то не понравится моя песня, она никогда не увидит свет.

-Вы – известная в мире электронная группа. Ваше возвращение приурочено к появлению моды на техно-музыку?

-Над каждой вещью мы работали отдельно. Всё получилось спонтанно. За прошедшие годы трудно было избежать техно-музыки: её крутили в каждом клубе, на каждой радиостанции. Мы среагировали на эту тенденцию случайно. Но многие люди называют нас примером и образцом. Но я ни в коем случае е хочу носить ярлык техно-попа.

-Как много времени прошло между написанием и выходом нового альбома?

-Мне трудно сказать точно. По большому счету я начал писать в 1991. В феврале 1992 мы засели в студии. Но между отдельными фазами работы были частые перерывы. В общем, можно сказать, что мы работали над альбомом с февраля по декабрь 1992.

-Почему вы работали в разных студиях?

-Мы хотели превратить производство альбома в приключение. Всё записывать в Лондоне в одной студии очень скучно. Это была бы стандартная работа. Если есть возможность расширить свой кругозор, зачем поворачиваться спиной к интересным местам. Так что мы ездили по разным городам, чтобы сделать свою работу интересной. Причина проста: мы работали в студии каждый день до двух часов ночи, а в это время в Лондоне очень трудном найти выпивку. Мадрид в этом плане очень хороший город – там можно гулять до девяти утра. В Гамбурге тоже не проблема, гулять до шести утра. Во всех городах, где мы побывали за год, была насыщенная ночная жизнь.

-Кажется, у группы снова проявляется интерес к Германии. Вы уже записывали ранние альбомы в Берлине. На чем основан этот выбор?

-Честно говоря, это было вынужденное решение. Сначала мы работали над новым материалом в мадридской студии.
Но ночная жизнь в этом городе такая насыщенная, что мы еле-еле приползали на работу. Так что мы решили в интересах пластинки переехать в итальянскую студию. Но в день отъезда в Болонью нам пришел отказ из отеля, где были забронированы номера. Оказывается, неожиданно приехали какие-то итальянские артисты, и директору отеля было выгоднее принять их. Это был тяжелый удар для нас, но мы должны были справиться. В последнюю минуту нашлась альтернатива. Винс и Энди из Erasure рассказали нам о гамбургской студии,  в которой они записывали свой последний альбом. «Только не в Германии» - сказал я, - «там скучно и не интересно». Но мы посмотрели студию и остались довольны. Это было правильное решение.

-Оказал ли Гамбург прямое влияние на ваши песни?

-Нет, не оказал. Город только оказал позитивное влияние на нашу жизнь. Иногда мы выезжали в центр и встречали множество приятных людей. Я думаю, можно найти такие приветливые места во всем мире. Мы просто обожаем города с современными студиями и хорошими ночными клубами, где можно купить алкоголь! Ха-ха-ха!

-Ваши тексты обращаются к женщине как к главной теме. Примеров много: «In your room», «Master and servant», «Dressed in black». Это имеет для вас особое значение?

-Я не могу согласиться, что в «In your room» доминантой звучит тема женщины. Во всех этих песнях отражено то, о чем я говорил в начале: потребность во что-то верить. Я до сих пор не определился, во что я хочу и могу верить. Поэтому вещи, в которые я больше всего хочу верить, присутствуют во многих песнях – это любовь и секс. Любовь, секс и религия для меня имеют сходное содержание. Я не хочу и не могу разделять эти понятия, они неотделимы друг от друга.

-У тебя есть любимая песня в этом альбоме?

-Я люблю «In your room» и «Condemnation» больше других. Да, они мои любимые.
«Condemnation», несомненно, очень блюзовая композиция…Я считаю, что она скорее звучит как госпел. Блюз в ней присутствует, но не доминирует. Ей подобна песня «Get right with me», тоже сильная вещь в стиле госпел.

-Как в таком случае выглядит живое сопровождение этого альбома?

-Мы хотели сделать как можно больше для этой пластинки. Хор госпел нам очень подошел. С оркестром было сложнее: очень трудно построить звучание оркестра так, чтобы оно не заглушало остальное музыкальное сопровождение. Ну и в конце концов, пригласить в турне хор и оркестр – это просто вопрос денег.

-Что скрывается в твоих текстах? Это только личные переживания, или присутствует и влияние профессиональной деятельности?

-Когда я пишу песню, я не могу точно сказать, какое у меня намерение. Я руководствуюсь только эмоциями, которые отражаю в песне. Песни не должны обязательно нести какое-то сообщение слушателю. Я не могу объективно анализировать свои песни. Это сделают слушатели.

-Как ты сам оцениваешь свое музыкальное развитие?

-Наше развитие уже могло запутать многих людей. Если послушать первый альбом Depeche Mode, а потом новую пластинку, то можно подумать, что играют две разные группы.
Мы никогда не звучим одинаково, но каждый узнает нас. Кардинальные изменения начались, когда Винс Кларк покинул группу. Мы тогда были молоды и не знали точно, что мы хотим делать. Но у нас никогда не было желания только занимать высокие позиции в чатах. Мы хотели выпускать хорошие песни, которые должны нравиться всем – и авторам, и слушателям.

-В альбоме»Violator» вы много экспериментировали со звучанием. Новая пластинка, напротив, наполнена естественными звуками. Это новый стиль Depeche Mode?

-«Songs of faith and devotional» является, как и «Violator», экспериментным альбомом. Но он несет в себе другой смысл. Мы начинали как электронные музыканты, и это продолжалось до тех пор, пока мы не поняли, что надо меняться, чтобы отличаться от других. Тогда мы начали привыкать в естественным инструментам, в том числе и к классическим. Всё делалось для того, чтобы максимально улучшить песни. Если бы мы этого не сделали, то уподобились бы тем группам, которые зациклены только на электронике.

-Как ты оцениваешь новый альбом? Это просто новая пластинка Depeche Mode, или это решающий шаг в будущее?

-Эта пластинка очень важна! Сегодня мы чувствуем себя более сильными и взрослыми. За прошедшие после «Violator» три года мы проделали множество опытов, которые превратили подростков во взрослых мужчин. Мы познали, что такое ответственность за других людей, занимаясь своими женами и детьми.

-Трудно ли было жить под гнетом того, что новая пластинка опять является экспериментом?

-Это скорее опора, чем гнет. Это надежда, что где-то кто-то поймет, что мы хотели сказать нашими песнями. Если этого не случиться, и я не смогу достучаться до людей своей музыкой, я перестану писать песни.

-Значит, с подростковым периодом в Depeche Mode покончено окончательно?

-Мы никогда не рассматривали себя в таком контексте. На это повлияла молодежная пресса, которая в начале нашей карьеры лепила нам идиотские ярлыки. Даже сейчас ничего не изменилось. Журналисты молодежных изданий распускают о нас дикие слухи – например, что у Дейва СПИД, или что я стал алкоголиком, или про дикие оргии, на которых мы постоянно отрываемся. Всё это вздор! Но что нам было делать? Мы реагируем на всё с долей черного юмора. Кроме того, мы решили, что эта ложь принесет нам пользу: онам повышает продажи наших альбомов, т.к. подростки охотнее покупают записи скандальных групп, чем таких скучных, как мы.

-Но всё же эти слухи ничего не значат?

-Люди проявляют к нам интерес. Они наблюдают за нами шаг за шагом, и из своих наблюдений делают выводы, что слухи ничего не имеют общего с действительностью. Факты таковы: Depeche Mode в 1993 году состоит из четырех хороших друзей, которые подшучивают друг над другом и создают вместе музыку. Мы очень изменились с момента основания группы в конце 70-х. Но эти перемены необходимы, как соль для супа. Во время споров и дискуссий рождаются лучшие музыкальные идеи. Я убежден, что сегодня мы стали ближе друг другу. Группа похожа на брачный союз: за 13 лет многое поменялось. Есть два пути: либо ты ненавидишь партнера, либо ты чувствуешь, что обязан ему жизнью. Так как мы не ненавидим друг друга, значит, группа Depeche Mode состарилась. Ха-ха-ха!

-С начала вы были подростковой группой, теперь вы повзрослели и стали профессионалами. Звание настоящих музыкантов появилось автоматически, или над этим пришлось работать?

-Когда всё начиналось, мы были очень юными и наивными. Мы соглашались на всё без возражений – будь то интервью или фотосъёмка. Если кто-то говорил: «Улыбайтесь в камеру!» - мы улыбались в камеру. Это длилось долго, пока мы не поняли, что такая ситуация скорее вредит нам, чем помогает. Поэтому мы стали постоянно работать с Антоном Корбином. Он упорядочил все наши фильмы, фотографии, плакаты и декорации. Мы доверяем ему полностью.

-Ну хорошо, вы на некоторое время сменили имидж. И как же выглядит имидж Depeche Mode в 1993?

-Честно говоря, я не знаю. Например, глядя на наши плакаты, можно назвать нас угрюмыми парнями. И это правильно. Я люблю носить черные вещи, но не потому, что думаю о смерти. Я просто люблю этот цвет и считаю, что он мне идет. Многие наши фанаты одеваются в черное, т.к. хотят походить на нас. Так и появляется имидж. Я же не должен по этому поводу менять свой гардероб! Пусть люди думают о нас, что хотят.

-Шоубизнес – трудное поприще. Как вы справляетесь с деловыми вопросами?

-У нас нет менеджера, поэтому очень трудно думать обо всем самим. Это приносило огромные трудности, и мы были очень рады, когда Энди взял на себя эту часть работы. Для нас важно, что решения, касающиеся творчества, мы принимаем сами.

-Как вы оцениваете развитие музыкального бизнеса? В 80-х электронная музыка только развивалась наряду с металлом, не так ли?

-Наша группа развивалась циклами, как и другие. За последние два года сильно выросли хаус и техно. Это естественный процесс, и через пару лет опять будет популярна электроника.

-В каком направлении вы хотите развиваться сейчас?Erasure, например, делает из каждого своего выступления театрализованное шоу.

-Мы придаем большое значение телевизионным экранам. Во время последнего турне мы постоянно пользовались этим приемом. Он придает сцене особую глубину. Мы не хотим просто стоять на сцене вчетвером. Антон Корбин уже подготовил несколько новых роликов. Я не могу сказать, о чем они будут, но мы возлагаем большие надежды на видео.

-Это турне будет длиться дольше предыдущих?

-Нет, намного дольше. Гастроли запланированы с мая по декабрь. В наших головах дремлет идея путешествовать 18 месяцев. Но надо подождать до декабря. Если к тому времени ещё останутся силы, то эта идея воплотится в жизнь.

-Долгая пауза перетекла в бешеную гонку. Вы хотите фактически провести 18 месяцев в дороге?

-Многие считают, что надо радоваться такому долголетию группы. Для меня всё наоборот. В турне я чувствую себя намного комфортнее.

-Раньше вы выпускали много ремиксов на свои песни. Сохранилась ли эта традиция, несмотря на перемены в группе?

-Каждый раз находятся люди, которые хотят сделать ремиксы на наши песни. Ремикс – это хорошая возможность увидеть песню в другом ракурсе. Брайан Эно уже сделал несколько обработок для нового альбома. Его способность переделывать песни просто повергает меня в шок. Все версии очень разнообразны, и у каждой есть свой характер. На этом и основано наше стремление найти интересных людей для совместной работы.

-Наверное, к вам стоят очереди?

-Да, вероятно. Но мы относимся ко всем настороженно. Есть много видов обработки песен, благодаря которым они становятся очень популярными. Это нам не подходит. Мы не хотим следовать модным тенденциям. Поэтому идет жесткий отбор кандидатов.

-Новый альбом не такой танцевальный, как предыдущие…

-Это верно. Я уже подумываю над ремиксом к «Condemnation». Причина в том, что альбом является экспериментальным, в нем много блюза и госпел.

-Вы с Дейвом изменили порядок пения. Как вы распределяете между собой песни?

-Конечно, многие думают, что пою те песни, с которыми хочу лично ассоциироваться. Но это не так. У Дейва совсем не такой голос, как у меня. Мы делим песни по ощущениям. Его голос более агрессивный, чем мой. Если мелодия требует мягкого исполнения, песню пою я.

-Остаются ли песни неизменными на всем пути производства, или они меняются под влиянием других членов группы?

-Мы проигрываем все возможные варианты. Каждая попытка помогает увидеть композицию в другом свете. Не возможно представить, какие версии рождаются у нас иногда. Для «Judas», например, были созданы версии в стиле блюз и регги. Мы должны пройти через эти стадии, чтобы выбрать лучший вариант.

-Но сейчас вы выбрали путь возврата к истокам?

-Не к нашим истокам, а к истокам музыки в целом. Во времена «Violator», то есть почти пять лет назад, я уже пытался применять блюз. В конце этого периода появился еще и госпел. Музыка госпел несет в себе какую-то чистоту. Такая музыка создается не ради денег. Это только для себя и для потомков.

-Похоже, что Depeche Mode начинает новую эру…

-Я не хочу начинать новую эру с выходом этого альбома. У меня просто нет представления, как всё повернется дальше.

-У вас никогда не возникало желания использовать свою известность для влияния на мир? Ты не ощущаешь себя миссионером?

-Когда я пишу песни, мне трудно придерживаться заданной темы, все происходит на уровне подсознания. Я никогда не думаю, модно ли писать о том, о чем пишу я. Ты не можешь противостоять внутренней силе. Если люди хотят, например, драться, ты не можешь помешать. Попытки донести истину очень опасны для музыкантов. Надо точно знать, что ты хочешь сказать людям. Если ты известный человек и к твоим словам прислушаются миллионы, нужно строго следить за своими словами.

-Ты никогда не думал о том, чтобы оставить музыку и заняться чем-то другим?

-Сейчас я не могу представить себя за другим занятием. Но обязательно придет время, когда музыка перестанет радовать меня. Тогда я просто оставлю всё это. Если наступит такой момент, я хочу, как Кэт Стивенс, продать все инструменты, перейти в ислам и проповедовать учения Корана. У меня никогда не было мыслей работать с другой группой. То, что сделала Кэт, я одобряю. Она осмысленно оставила навсегда музыкальный мир.

-Ты много играл на гитаре в прошлые годы. Будешь продолжать?

-На самом деле, я играю на гитаре с тринадцать лет. Мы придавали большое значение этому инструменту в начале нашей карьеры. Факт в том, что на гитаре я играю лучше, чем на синтезаторе. Когда в турне «101» мы вернулись к давней традиции, я боялся, что людям не понравится моя игра. Но всё случилось совсем наоборот. Мы получили много одобрений, и публика хотела видеть меня только с гитарой. Да и сам я понял, что этот инструмент мне больше подходит. Мне хотелось не стоять за синтезатором, а свободно перемещаться по сцене. Так налаживается тесный контакт с публикой, и можно видеть лица людей.

-Почему на протяжении 13 лет вы остаетесь верны фирме Mute?

-Причина в нашем стремлении к свободе и независимости. Mute никогда не оказывает давления. Мы всегда сами решаем, что и когда нам делать. Мы с Даниэлем Миллером не просто партнеры, мы – друзья. Он быстро понял, что потеряет нас, если посягнет на нашу свободу. Так что, зачем бросать хорошего друга?